Заметив про себя всё это, Стабб сообразил, что так-то оно ему только на руку, и, обратившись к старшему помощнику с Гернси, повёл с ним осторожный разговор, в ходе которого тот признался ему в своей ненависти к капитану, надутому невежде, который заварил для них всех эту неаппетитную и неприбыльную кашу. Умело направив разговор, Стабб выяснил затем, что уроженец Гернси и не подозревает ни о какой амбре. Вот почему и сам он даже не заикнулся об этом, хотя во всём остальном был с ним откровенен и дружелюбен, так что вдвоём они быстро состряпали небольшой план, как им провести и осмеять капитана, чтобы тому и в голову не пришло усомниться в их искренности. По их замыслу старший помощник мог, исправляя якобы должность переводчика при Стаббе, убеждать капитана в чём ему вздумается; а что до Стабба, так он должен был просто нести любой вздор, какой бы ни пришёлся ему на язык во время предстоящих переговоров.

К этому времени и сама уготовленная им жертва появилась на палубе. Это был небольшой смуглый человечек, с виду довольно тщедушный для морского волка, но с огромными усами и бакенбардами; на нём была красная бархатная куртка, а сбоку на цепочке часы с брелоками. Помощник церемонно представил Стабба этому джентльмену и сразу же стал делать вид, будто переводит.

— Что я должен ему сказать для начала? — спросил он.

— Ну что же, — проговорил Стабб, разглядывая бархатную куртку, часы и брелоки, — для начала ты можешь сказать ему, что, на мой взгляд, он выглядит сущим младенцем, хотя не мне, конечно, судить.

— Он говорит, месье, — пояснил помощник по-французски, обращаясь к своему капитану, — что не далее как вчера его корабль встретил судно, где капитан и старший помощник вместе с шестью матросами отправились на тот свет от лихорадки, которую они подхватили от вспученного кита, подобранного и ошвартованного ими.

Услышав такие речи, капитан вздрогнул и пожелал выслушать всё в подробностях.

— Что ещё? — спросил уроженец Гернси у Стабба.

— Да раз уже он так мирно это всё выслушивает, скажи ему, что теперь, когда я получше разглядел его, я совершенно убеждён, что он с таким же успехом может командовать китобойцем, как и мартышка из Сант-Яго. Передай ему от меня, что он просто обезьяна.

— Он клянётся и божится, месье, что тот второй кит, тощий, ещё гораздо опаснее, чем вспученный; короче говоря, месье, он заклинает нас, если только нам дороги наши жизни, перерубить цепи и избавиться от этих рыб.

Тут капитан бросился на бак и громким голосом приказал команде прекратить подъём талей и спешно перерубить канаты и цепи, соединяющие китов с кораблём.

— Теперь что? — спросил помощник, когда капитан снова подошёл к ним.

— Теперь-то? Да знаешь ли, теперь, пожалуй, можно ему сказать, что я… это… одним словом, что я надул его, а может быть (в сторону), и ещё кое-кого.

— Он говорит, месье, что он счастлив был оказать нам эту небольшую услугу.

Услышав это, капитан стал клясться, что признательны должны быть они (то есть он сам и его помощник), и кончил тем, что пригласил Стабба в каюту распить бутылочку бордо.

— Он хочет, чтобы ты выпил с ним стакан вина, — пояснил переводчик.

— Поблагодари его от меня, да скажи, что мои правила не позволяют мне пить с теми, кого я надуваю. Скажи ему, в общем, что я тороплюсь назад.

— Он говорит, месье, что его правила не позволяют ему пить вино; но что если месье хочет ещё пожить и попить на этом свете, тогда пусть месье спустит все четыре вельбота, чтобы оттащить корабль от этих китов, потому что стоит штиль и их не относит.

К этому времени Стабб уже спускался за борт в свой вельбот, и оттуда он крикнул помощнику, что у него есть в лодке длинный канат и он поможет им, насколько сумеет, оттянуть от судна того из китов, который полегче. И вот, покуда вельботы француза тащили судно в одну сторону, любезный Стабб знай себе тянул кита в другую, демонстративно вытравив чудовищно длинный конец.

Но вот подул ветерок, Стабб сделал вид, будто отцепил свой конец и бросил кита, француз поднял вельботы и стал уходить всё дальше прочь, а «Пекод» тем временем занял позицию между ним и Стаббом. Тут Стабб быстро подошёл к плывущей туше и, крикнув на «Пекод», чтобы оттуда ему дали знать, когда пора будет возвращаться, тут же поспешил пожать плод своего безбожного плутовства. Схватив острую фленшерную лопату, он начал рыть в китовом теле яму чуть позади бокового плавника. Казалось, он ведёт раскопки в море, и когда наконец лопата стукнула о тощие рёбра, можно было подумать, что он отрыл древние римские черепки, погребённые в жирном суглинке Англии. А матросы в лодке как могли помогали своему командиру, сгорая от нетерпения, точно золотоискатели на промысле.

А вокруг вились бесчисленные морские птицы, то ныряя, то всплывая, то с пронзительными воплями затевая драку. Уже разочарование появилось на лице Стабба, тем более что смрад становился всё непереносимее, но вдруг, как бы из самого сердца этой чумной вони, потянулся тонкой струйкой нежный аромат, пробираясь сквозь волны дурных запахов, подобно тому как одна река, вливаясь в другую, ещё долго течёт в ней, не смешиваясь, сама по себе.

— Нашёл! Нашёл! — радостно воскликнул Стабб, нащупав что-то в тёмной глубине. — Клад!

Выпустив лопату, он сунул в яму обе руки и вытащил в горстях нечто, напоминавшее с виду виндзорское мыло или зацветший старый сыр и при этом очень пахучее и маслянистое. Это вещество можно продавить пальцем, а цвет у него какой-то промежуточный — не то жёлтый, не то пепельный. Это, друзья мои, и есть серая амбра, идущая по золотой гинее за унцию у любого аптекаря. Нам досталось горстей шесть, гораздо больше невозвратно ушло на дно морское, да и мы могли бы ещё кое-что извлечь, если бы не громкий окрик сердитого Ахава, приказавшего Стаббу бросить всё и вернуться на борт, потому что иначе корабль навсегда распрощается с ним.

Глава XCII. Серая амбра

Упомянутая серая амбра — чрезвычайно интересное вещество, она представляет собой столь важный предмет торговли, что в 1791 году в английскую палату общин для дачи показаний по этому вопросу был специально вызван некий капитан Коффин из Нантакета. Дело в том, что тогда, да и до самого недавнего времени, происхождение серой амбры, равно как и сама амбра, было ещё загадкой. Несмотря на такое название — от французского слова ambergris, что означает «серый янтарь», — от янтаря она отличается очень сильно. Ведь янтарь, который, правда, находят обычно на морском берегу, встречается также иногда в земле в глубине материков, в то время как серую амбру можно встретить только на море. Кроме того, янтарь — вещество твёрдое, прозрачное, ломкое и абсолютно лишённое запаха; из него делают мундштуки, чётки и разные украшения; а серая амбра мягкая, как воск, и такая пахучая, такая душистая, что её повсеместно употребляют в парфюмерии, кладут в кадильницы, подмешивают к ароматическим свечам, к пудре для париков и к помадам. Турки употребляют её вместо приправы в кушанья, а также носят её в Мекку с теми же целями, с какими несут ладан в римский собор Святого Петра. Некоторые виноделы опускают её по крупице в красное вино, чтобы улучшить букет.

И кто бы только мог подумать, что все важные леди и джентльмены станут пользоваться веществом, которое находят в презренном брюхе больного кита! И тем не менее это так. Некоторые считают серую амбру причиной, другие — следствием несварения желудка у китов. Такое несварение излечить довольно трудно, разве только что прописать киту три вельбота брандретовых пилюль, а когда он их проглотит, поспешно отойти на безопасное расстояние, как делают горняки во время взрывных работ.

Я забыл сказать, что в серой амбре были найдены какие-то твёрдые круглые костяные пластинки, которые Стабб поначалу принял за матросские брючные пуговицы; однако впоследствии оказалось, что это всего лишь оплывшие амброй обломки клювов небольших осьминогов.

Но если благоуханнейшую амбру во всей её непорочности можно найти лишь в самой гуще омерзительного разложения, неужели же в этом нет своего смысла? Вспомни, читатель, что говорит святой Павел в Послании Коринфянам о порочности непорочности; о том, что сеется в уничижении, восстаёт во славе. Припомни также известное свидетельство Парацельса [290] о том, из чего получается драгоценный мускус. И не забудь ещё ту странную подробность, что из всех дурно пахнущих вещей самый неприятный запах имеет туалетная вода на ранних стадиях производства.